Ветер на улице усилился. Его порывы яростно трепали мое монашеское платье, как бездомный пес штанину пнувшего его проходимца. Листья носились в воздухе, как одичалые. Уже стемнело, свет фонарей освещал территорию приюта, но всё равно чувствовалось небо абсолютно черно от тяжелых грозовых туч. Прижав руками волосы, я обогнула главное здание приюта, как раз в тот момент, когда над лазаретом, в который я направлялась, сверкнула молния, а через несколько секунд раздался раскат грома. Это меня насмешило. Теперь оставалось только встретиться там с самим графом Дракулой. На землю упали первые тяжелые капли будущего ливня. Мне следовало поспешить. Я запахнула по плотнее в куртку и припустила к дверям лазарета. У меня было ощущение, что сегодня произойдет что-то интересное. Должно произойти, иначе я сорвусь и, наплевав на осторожность, создам себе приключения сама. А это худший сценарий из всех возможных.
«Черт», - подумала я, когда ливень обрушился с неба, когда я была всего в нескольких метрах от двери лазарета, но внезапно, вместо того, чтобы быстрее юркнуть внутрь, я остановилась. Струи дождя омывали меня с головы до ног, стекая по одежде водопадом, а я стояла опустив руки и думала. Думала об Азаке, о том, что сказал Томо, о предавшем меня Микии и о том, что несмотря на всю переполняющую меня злость, я по-прежнему сдерживаю себя и веду себя «благоразумно», как будто ничего не изменилось, как будто мнение Микии все еще имеет для меня большое значение. Почему я сдерживаю свою природу? Ради кого? Какая в этом необходимость?
Колокольня начала отбивать удары, и мне вдруг захотелось разрушить ее до основания.
Я сдерживалась, потому что всё ещё надеялась. Надеялась, что Микия найдет меня, скажет, что всё, чему я была свидетелем — происки магов, что Азака, как тогда по телефону, расплачется и расскажет, что Микия попал в беду и его надо выручать. Но вместо этого она молчала и стыдливо отводила взгляд, когда разговор невольно касался ее брата. Я ждала, что однажды она начнет разговор о Микии, но с каждым днем я все больше понимала, что говорить не о чем. Нет никаких надежд, Микия устал от меня и ушел. Конец истории.
- Фройляйн Рёги, если я не ошибаюсь? - раздался голос из здания лазарета, отвлекая меня от моих мыслей. - Вы не боитесь простудиться в такой-то ливень?
На пороге стоял пастор Раттенфэнгер собственной персоной. А вот и граф Дракула. Я молча смотрела на него, и он продолжил:
- Что вас заставило покинуть свою комнату в столь поздний час, фройляйн Рёги? - он нисколько не смутился из-за моей грубости и говорил, как ни в чем ни бывало.
- Голова болит. Хотела попросить в лазарете аспирин, - ответила я, не сводя с него взгляда.
- Ах, вот в чем дело, - он улыбнулся, как будто то, что я сказала и правда принял за чистую монету. - Что ж, не буду вам мешать. Фройляйн… Мария будет рада вам помочь.
В конце фразы он отвлекся и посмотрел в сторону леса. За стеной дождя сложно было что-то разглядеть, но мне показалось, что там метнулась какая-то тень. Я перевела взгляд снова на пастора. Глаза его на секунду сузились, словно он колебался, но он тут же посмотрел мне прямо в глаза. Теперь в них не было не тени улыбки.
- Фройляйн Рёги, я думаю, настало время поговорить без обидняков. У меня есть для вас предложение и информация, которые вас наверняка заинтересуют. Но лучше это оставить на завтра и поговорить в более благоприятных условиях, а пока что вынужден откланяться.
Пастор и правда поклонился и раскрыл зонт. Но шагнув под дождь, он остановился в шаге от меня.
- Сбежал один из наших воспитанников, я буду благодарен, если вы нам поможете и найдете его прежде, чем он попытается напасть на других детей, - пастор помолчал, словно придавая вес своим словам, а потом добавил: - Доброй ночи и… удачной охоты, фройляйн Рёги.
Снова кивнув мне на прощание, пастор пошел к Главному зданию.
Окинув взглядом здание лазарета, я секунду колебалась, но потом решительно бросилась в обход здания, туда, где я видела тень «воспитанника». «Что ж… Удачной охоты, фройляйн Рёги».

Волосы облепили лицо, платье обвилось между бедер, когда я ринулась через дождь туда, где мелькнул силуэт «воспитанника». У меня не было никаких сомнений, что он вырвался из катакомб под приютом, «ямы», как называл их Томо, где с ними делали что-то крайне неприятное — может, проводили над ними какие-то магические эксперименты или просто истязали, дисциплинируя тело и дух. Если девчонка-провидицы там, вероятно, она уже не выберется оттуда живой, ну, или по крайней мере «нормальной». Но какое мне дело до этого?
Во мне всё сильнее закипала ярость, но едва ли это была злость на пастора, вызванная его бесчеловечным обращением с детьми. Нет, это было нечто иное. Это была жажда крови и ничего больше.
Вода, обрушивающаяся с почерневшего неба, мрачные здания приюта, едва освещенные редкими фонарями, и тьма между деревьев, что ждала меня впереди — вспыхнули и распались на части. Голос Раттенфэнгера еще стоял в моих ушах: «удачной охоты, фройляйн Рёги. Завтра мы поговорим…» - он стучал в моем пульсе набатом, чертовым колокольным звоном, когда я бросилась вперед, как взявшая след гончая, за подопытным «зайцем».
Ливень и темные силуэты деревьев расступались передо мной, когда я покинула территорию приюта и углубилась в лес. Этот маленький сбежавший зайчик умел прятаться. Я чувствовала его присутствие, его страх и дрожащие коленки, его ярость и желание выжить любой ценой, но я его по-прежнему не видела. Даже с помощью *глаз*.
Остановившись, я огляделась по сторонам. Через молчаливые черные стволы проходили трещины, деревья гнили и умирали на моих глазах, утопая в дожде и опавших красных листьях, как в крови. Всё вокруг было красным.
Я вытащила нож. В полусотне метров мелькнуло белое пятно, и я ринулась туда, рассекая кусты и деревья, стоящие у меня на пути. Белое пятно приближалось, но когда я смогла его различить более ясно, оказалось, что это брошенная на куст больничная роба — заяц оказался достаточно хитер, что сбросить с себя столь заметную одежду. И в тот же момент раздался рык, и я едва успела увернуться от летящего в меня валуна, который всё же задел меня и едва не вывихнул плечо. Ощупав его на предмет серьезных травм, я задрала голову. Этот ребенок, точнее то, что было некогда мальчишкой не намного старше Томо, цеплялся за ветки дерева в нескольких метрах надо мной и скалился, как зверь, глядя на меня исподлобья. Он был полностью гол, покрыт многочисленными ссадинами и грязью, но не это бросалось в глаза в первую очередь — его скелет был деформирован, будто из тела ребенка вдруг стал вырываться гигант, но так и не смог полностью изменить тело мальчика. Я усмехнулась и, отставив руку с зажатым в ней ножом, уставилась на свою жертву. "Кис-кис-кис". Линии смерти на нем были какие-то странные, будто мальчишка усилием воли пытался их заштопать на себе, как заштопывают куски расчлененного тела или живот трупа после вскрытия. Это мне показалось забавным, как и то, что этот пацан мне напомнил вдруг одного старого друга, запертого ныне в кататоническом состоянии в психиатрической лечебнице. Сложно сказать, что было между ними общего, но всё же, что-то было. Я ринулась вперед, разрубая дерево поперек, мальчишка забарахтался, но успел спрыгнуть, и точь-в-точь как заяц, дал стрекоча дальше в чащу.
Прежде чем продолжить преследование, я прислушалась. В лесу был кто-то еще. Кто-то очень шумный и неумелый, пробирающийся сквозь кусты напролом, кто-то, кто явно собирался помешать моей охоте. Я зашагала навстречу новому гостю, который вырвавшись из кустов, бросился прямо на меня, явно не соображая, что делает. Схватив свалившуюся на меня девчонку за промокший насквозь врачебный халат, я отбросила ее от себя и припечатала спиной к дереву.
- Жить надоело, Мария-как-там-тебя-сан? - я смотрела, как ее испуганное лицо — намного старше, чем мне показалось на первый взгляд, распадается на куски. Я подняла нож и указал им на нее. - Я полагаю этот мальчишка — твоих рук дело?
На ее лице отразилось смятение и, кажется, сожаление. Мне захотелось засунуть ей ее сожаления глубоко в глотку при помощи ножа. Уж лучше иметь дело с такими скользкими отмороженными типами, как Раттенфэнгер, не знающими ни жалости, ни сожалений, чем с такими как она или сестричка Асагами, которые всегда умудряются найти себе оправдание и, что бы не случилось, мнят себя добродетельными простушками.
- Теперь он - моя добыча, убирайся, иначе я распорю твое милое личико без всякого зазрения совести.

- И да, и нет, - с какой-то наигранной ребяческой храбростью заявила медсестричка, тряхнув своими мокрыми кудрями. Из-за таких повадок она и казалась младше своего возраста. Наверняка она могла провести кого угодно своей улыбкой и «детской непосредственностью», но не меня. У меня она вызывала только раздражение, тем сильнее, когда я поняла, что она гораздо старше меня и определенно маг — одна из многих в свите Раттенфэнгера.  - Я должна вернуть его. Он умрет, если его поглотит обратный импульс. Прошу тебя, не убивай его.
Я усмехнулась, еле сдерживая себя. Она говорила так, словно ей было его жалко, словно это не она довела его до этого. Да, я здесь была единственным монстром среди невинных овец.
- Рёги-сан, - она побледнела, кажется, ее храбрость ей изменила, но это тоже могло быть притворством, кто знает, что она могла бы мне противопоставить при непосредственной угрозе жизни.  - помогите мне захватить его. Его смерть ничего не изменит...
- Тебе его действительно жаль или ты печешься за свою шкуру? - задала я вопрос, ответ на который я и так знала. - Думаю, второе, иначе ты не пожелала бы ему такой жизни.
Едва я это произнесла, магичка вскрикнула и повалила меня на землю, и тут же на нас обрушились щепки и обломки расколотого о дерево сука.
Вскочив на ноги, я стерла грязь с лица. «Воспитанник», с еще более деформированным черепом чем раньше, спрыгнул на землю и глядел налившимся кровью глазом на нас, второй почти исчез за наслоением лишних костей и волос. Издавая какие-то нечленораздельные звуки, он начал обходить нас по дуге. Судя по хрипу, с которым вырывался воздух из его горла, парнишка был уже не жилец, обратный импульс, которого опасалась эта сердобольная психопатка поглотил его полностью. Без труда разгадав его план, я шагнула в сторону от «Марии», которая держалась позади меня. Она было двинулась за мной следом, но я бросила ей через плечо:
- Оставайся на месте. Ему нужна только ты. 
Опустив нож, чтобы «воспитанник» больше не чувствовал от меня угрозу, я отошла еще дальше от магички. Теперь на нее приятно было смотреть.
- Что ты с ним сделала? Он был обычным человеком? Или… таким, как я? - о том, что она знает кто я и что я, я не сомневалась с тех самых пор, как она назвала меня по имени.

- У него мощная примесь демонической крови, - услышала я. Магичка все-таки решила не спорить и сбросить с себя маску простушки - настолько, насколько она вообще была на это способна. - Мы пытались пробудить ее, подтолкнуть, но это невозможно. Невозможно насильно…
Как предсказуемо, каждый раз одно и тоже — эксперименты над людьми, сотни погубленных жизней, горы трупов и неутешительный вывод в итоге — «это невозможно». Но такие, как я, продолжали рождаться, и надежда создать совершенное чудовище не умирала. Маги мне были омерзительны, но кто я такая, чтобы их судить? Я только убийца, ничего больше. То самое чудовище, которое они так желали заполучить.
То, что некогда было ребенком, повелось на мою уловку. Он поверил, что я уступаю ему свою добычу - магичку Марию, или как бы ее там не звали. Это было очень глупо с его стороны, никакой хищник никогда не уступит свою жертву более слабому, но этот зверь был слишком юн, слишком ослеплен своей ненавистью. Ярость застлала ему глаза и он забыл всю свою хитрость и осторожность. Если бы "заяц" продолжал бежать, у него был бы шанс спастись — может быть, мне бы наскучило загонять его, но он вернулся, и это было его ошибкой. Я видела, что он признает во мне хищника куда более сильного, чем он. Он рычал, глядя на меня, но пятился. Будь у него хвост, он бы зажал его меж задних ног, признавая мою силу. Он меня ненавидел, боялся, но так хотел расквитаться со своей обидчицей, что, кажется, был готов признать меня за вожака, лишь бы я дала ему ее разорвать. Надо сказать, это возможность была довольно занимательной. Может, пора обзавестись стаей?
Я отошла, давая понять этому подопытному, что я уступаю ему Марию. По его морде сбегала вода, смешиваясь на подбородке со слюной. Бросив на меня опасливый, недоверчивый взгляд, монстр посмотрел на магичку и, попятившись от меня ближе к Марии, вдруг бросился на нее. Реакция Марии была быстрой, я было подумала, что она успеет уклониться, но она поскользнулась и рухнула в грязь, истошно вопя и стреляя из своего шокера в обрушившегося на нее монстра. Я была разочарована, как маг она могла бы и получше за себя постоять, возможно, я и правда ее переоценила, и она была всего лишь шестеркой Раттенфэнгера. Подопытный вцепился в ее плечи, но, кажется, ему и в голову не приходило использовать руки, вместо этого он наклонился и вцепился в нее зубами, вырывая кусок с мясом. Задрав окровавленную морду кверху, он завыл, видимо, из-за новых трансформаций, которые проходили с его телом. Мария продолжала кричать, а дождь вымывал кровь из ее раны. Она попыталась выдернуть руку, чтобы достать что-то из кармана, но зверь, учуяв неладное, снова сцепил пальцы, теперь больше напоминавшие когти или клешни краба, на ее предплечьях и поднял ее над собой, растянув ее руки, как у тряпичной куклы, и кажется, собираясь их ей оторвать.
Мария уже начала орать, и на этот раз от боли, а не от страха, когда я шагнула вперед и двумя взмахами ножа вспорола линии смерти. Монстр взревел, а магичка шлепнулась на землю. Ее руки по-прежнему сжимали костистые клешни ее подопытного, но на этот раз отделенные от его тела.
- Ты права, нет никакой необходимости его убивать. Но ты уверена, что по-прежнему этого хочешь? - спросила я, когда юное чудовище повернулось ко мне и заревело с нескрываемой обидой. Я снова занесла нож, монстр сжался, припал к земле, оглядывая пути к отступлению. - Смотри-ка.
Когда он уже собирался снова пуститься в бегство, что-то с ним произошло, его скрутило от боли, и он упал на землю, валяясь в грязи и скуля. Его кости снова пришли в движение. Я видела, как рассеченные трещины, сшиваются воедино, а Мария должна была видеть, как из обрубков его плечей тянутся уродливые окровавленные отростки. У парня отрастали руки. Развернув его на спину толчком ботинка, я отлепила мокрую юбку от ног и, придавив его грудь коленом, наклонилась к нему, метя ножом туда, где нити регенерации были наиболее уязвимы.
Встретившись со мной глазами зверь замер. Я сомневалась, что у него еще есть сознание, я произнесла это вслух только затем, чтобы интонации моего голоса дополнили всё-то, что я ему уже сказала взглядом:
- Твоя жизнь в моих руках. Я сильнее тебя. Я буду рассекать линии, пока не останется ничего, что могло бы срастись. Ты понял?
Монстр заскулил, его не до конца отросшие конечности затрепыхались и замерли.
- Ну, что скажешь, Мария-сан? Оставить ему жизнь или убить? Обречь на пытку в цирке уродов Раттенфэнгера или даровать ему покой? Я уверена, пастор оценит твои старания. - спросила я громко, а затем зло усмехнувшись добавила: - хотелось бы мне знать, что бы на это ответил Микия.

- Нет. Освободи его, - прохрипела магичка. Вид у нее был жалкий, но даже в таком состоянии она продолжала изъясняться эвфемизмами. «Освободи», ну надо же.
- Правильно: «убей», Мария-сан, - подсказала я. - «Убей его».
Мария не ответила. Но мне было уже не до нее.
Раздался мягкий хруст, тело этого существа снова начало свой чудовищный рост. Он издал оглушающий вопль, заметался под моим коленом и почти скинул меня с себя. Я успела поймать его взгляд, в котором была боль и ничего больше — боль, выжигающая всё: разум, чувства, даже инстинкты. Едва ли он еще после пары таких деформаций вспомнит о своей ненависти к Марии или о страхе передо мной, через несколько минут это будет машина для убийства, которая не знает ни жалости, ни страха, только боль. Я была уверена, что этого и хотел добиться Раттенфэнгер, но я не могла позволить такому существу жить. Сегодня я собиралась убить, и едва ли кто-то мог меня остановить.
Я отскочила от воющего, катающегося в грязи чудовища, ожидая, когда он сможет подняться. Передние конечности вытянулись, сломались в локтях, загребли воду и грязь, выравниваясь и привыкая к новому положению. Ноги тоже деформировались и выгнулись в другую сторону. Теперь на меня смотрел монстр, не имеющий почти ничего общего с человеком. Но то немногое, что оставалось: безволосая кожа, глаза, пучки волос на черепе — делали его еще более оттаивающим, отвратительным, ужасным. Признаться, ничего более мерзкого я в жизни не видела.
Издав возглас не то удивления, не то ужаса, Мария попятилась, отползая в сторону.
Продолжая реветь от боли и ярости, чудовище бросилось на меня, и почти в ту же секунду его вопль захлебнулся в крови, хлынувшей из горла. Я видела, как куски рассеченного мяса пытались срастись, но разрубала их снова и снова, отскакивая и приближаясь, отбрасывая куски друг от друга, пока от монстра не осталось ничего, кроме разбросанных по лесу останков, все еще корчившихся под проливным дождем. Его кровь пропитала меня с ног до головы, она была теплее дождевой воды, но очень быстро остывала.
Опустив руку с ножом, я подставила лицо дождю, надеясь, что он смоет с меня кровь этого ребенка. Но едва ли стоило на это надеяться. Трепет и нетерпение, охватившие меня в начале охоты, схлынули, оставив после себя только усталость и отвращение.
Проходя мимо Марии, я не остановилась и не сказала ей ни слова. Возможно, если я увижу во второй раз, я ее убью.

Приют был окружен тишиной и покоем, но я чувствовала в этой тишине что-то, будто здания старого монастыря учуяли кровь и затаились, зыркая из темноты и готовясь к прыжку.
Дверь была заперта, стучать и ждать, пока мне откроют у меня не было ни сил, ни желания, поэтому я "убила" замок и зашла в комнату.
- Тадаима, - сказала я вполголоса мумии из одеял на кровати Азаки и, отпихнув бросившуюся ко мне Помеху, скрылась в туалете. Выбросив платье в мусорное ведро (наверное, такое принято сжигать, а не выбрасывать), я кое-как ладонями попыталась смыть с себя кровь, затем сунула в раковину голову целиком. Вода, стекающая по моим волосам была холодной и красной.
Выйдя оттуда через несколько минут замотанная в полотенце, я убрала нож и легла на кровать. В туалете сушилось платье Азаке, значит, не одной мне случилось гулять под дождем этой ночью. Помеха запрыгнув на меня, принялась меня обнюхивать, мяукая жалобно и тоскливо. Накрыв ее уши ладонью, я молча уставилась в потолок.

- Что случилось? - донесся из темноты нервный, встревоженный голос. Он вырвал меня из полусна, возвращая в реальность. Впрочем, я не спала, я просто лежала, не думая ни о чем, провалившись в себя, как в болото.
-  Что случилось? - повторила Азака громче и еще взволнованнее. Хватало одного взгляда на ее кровать, чтобы понять, что с ней что-то приключилось: взъерошенная и испуганная, едва выглядывающая из вороха одеял. Но разве я не предупреждала, что так будет? О чем думала Аозаки, посылая ее сюда? Мне не хотелось говорить с Азакой, не хотелось разыгрывать дружелюбие и участие, подставлять плечо или что там принято в таких случаях. Я была самый последний человек, в участии которого сейчас она нуждалась, все, что я могла, это испугать ее еще больше.
- Шики?! - взвизгнула Азака, уже соверешенно переходя на ультразвук — кажется, я снова отключилась.
Я села на кровати и достала пижаму, в которой обычно спала.
- Всё именно так, как мы думали. Внизу, в катакомбах под приютом — лаборатории, в которых маги экспериментируют на «воспитанниках», пытаясь подчинить себе их демоническую сущность. Сегодня я видела… - я бесстрастно поправилась, - убила одного такого. Это был уже не человек, они разрушили его разум, тело — всё, что когда-то делало его человеком. Ребёнком. Женщина из лазарета, Мария, тоже маг, она мне не показалась очень опасной, но, - я пожала плечами, - я не видела ее в деле. К тому же она определенно очень хитра и привыкла выживать любой ценой.
Переодевшись, я снова улеглась на спину, натягивая на себя одеяло. Повернув голову, я посмотрела в бледное лицо Азаки.
- Думаю, здесь для тебя очень опасно, Азака, ты по-прежнему думаешь, что должна остаться? - спустя секунду, неожиданно для себя самой я добавила: - по-прежнему хочешь стать магом?

Слушая осипший голос Азаки, я гладила Помеху, которая отчего-то никак не хотела успокаиваться и продолжала мяукать. Должно быть чувствовала исходящий от меня запах. Я поняла, что совершенно забыла о девочке, которую обещала разыскать.
- ...И так сказала еще, словно угрожала. Она доложит пастору, что мы с Фуджино бродили ночью по приюту, и все пойдет крахом, - закончила Азака виноватым тоном и закашлялась.
- Ничего, - сказала я, - это теперь неважно. Они знали с самого начала, кто я, и, скорее всего, навели справки о тебе.
Рассеяно почесывая за ухом кошку, которая наконец, свернувшись клубком завалилась мне под бок, я продолжила:
- Я им нужна. Пастор намерен со мной договориться, а пока это так, тебе ничего не угрожает. Но, возможно, они постараются тебя запугать, остановить расследование.
В ответ на мой вопрос Азака надогло замолчала. Я уже думала, что она не ответит, когда она заговорила:
- Мне страшно, но я не могу тебя оставить. Микия не простил бы мне...
Произнеся имя брата, она прервалась, словно оно вырвалось против ее воли, и она ожидала взрыва от меня, и когда этого не произошло продолжила: - Шики, ты ведь такая же, как эти дети. Как Фуджино. Если здесь и правда такое творится, то ты в неменьшей опасности, чем Томо, чем Аясе, другие дети. Аозаки нет в Японии. Неужели ты думаешь, что если я после увиденного сбегу отсюда, пастор не дотянется до меня дома или по пути отсюда? А так они хотя бы будут отвлекаться, чтобы нейтрализовать меня. И ты сможешь доделать все до конца...
Мне казалось, что я всё-таки добилась того, чего желала с тех, пор, как Микия ушел, добилась пустоты и бесчувствия взамен бессильного гнева и ярости. Для этого я умылась сегодня в крови, нарушила данное ему обещание. Но теперь, без гнева и ненависти я осталась наедине с болью. Только теперь я вспомнила, что моя пустота внутри вовсе не пуста. Последние слова Азаки причинили мне боль гораздо большую, чем случайно высказанное ею имя, чем уязвленная гордость, которая отошла на второй план, как нечто неважное.
- Аозаки нет в Японии? - пробормотала я, чтобы что-то сказать, дать себе еще пару секунд, вырвать себя из засасывающего меня болота безжизненности. - Это всё объясняет.
Я хотела сказать Азаке еще что-то, предостеречь от ошибок, предупредить о сложности выбора и о том, что маги, получив власть и силу, всегда выбирают неправильно. Наверное, поэтому я и спрашивала ее о том, хочет ли все еще она стать магом. Я не хотела, чтобы она повторила судьбу Марии. Но слова Азаки о том, что она лишь отвлекающий манер не шли у меня из головы. Почему не огрызнулась? Не стала утверждать, что сможет за себя постоять? Не задрала нос, как обычно? Почему бы ей просто не ненавидеть меня как прежде? «Я не буду тебе мешать, позволь мне остаться». Боже Всемогущий, как же она была похожа на брата…
Мне начало казаться, что я задыхаюсь.
- Дело твое, - сказала я чуть погодя, переворачиваясь на другой бок. - Давай спать.

Утром Фуджино проснулась с неприятным чувством. Вероятно, ей снилось что-то тревожное, но она не помнила своего сна. Поднявшись, она заправила кровать, умылась. Пора было приступать ко своим обычным обязанностям: будить детей и вести на завтрак. Но и в этих заботах Фуджино не могла отвлечься от ощущения, что она в чем-то провинилась. Сестра Гретхен поймала их вчера во дворе, но едва ли было дело только в этом. Фуджино было стыдно за свою откровенность вчера, возможно не стоило заходить так далеко. Поправив на себе платье (еще одно такое же сушилось в туалете, как знак ее непослушания), расчесав волосы, она взяла трость и вышла из комнаты. Может быть, стоит поговорить с Рудольфом прямо сейчас? Расспросить по поводу всех этих ужасных слухов, о которых ей рассказала вчера Азака, о пропавшей девочке, о жутких взглядах в магически защищенном подвале и страшном вопле после всего этого. Поговорить с пастором следовало еще раньше, чем ввязываться в это расследование, тогда бы она не чувствовала себя виноватой.
Направившись в крыло администрации, Фуджино постучала в дверь пастора, но ей никто не ответил. Было еще слишком рано. Присев за свой стол секретаря, она прислонила трость к шкафу с бумагами рядом. Колокола, которые отсюда были видны в окно, заволновались, закачались и принялись отбивать часы. Раз, два, три… шесть, семь. Семь утра, нужно будить детей, в восемь накрывают завтрак.
В коридоре послышались голоса. Фуджино не хотела подслушивать, но не решилась сразу выйти на встречу и невольно замешкалась, услышав собственную фамилию. Говорили по-немецки и очень быстро, поэтому она могла понять всё, но суть она уловила: сестра Гретхен рассказывала о вчерашней встрече. Волна стыда залила щеки Фуджино, она остановилась у двери, сжимая свою трость.
«Они слышали крик (непонятное слово)… суют свой нос…» - с трудом разобрала Фуджино в скрипучей речи Гретхен-сан. Пастор ответил что-то тихим и спокойным голосом. Кажется, он велел ей не беспокоиться. У Фуджино отлегло от сердца, и она решительно шагнула в коридор.
- Отец Рудольф! - она изобразила удивление от неожиданной встречи и вежливо поклонилась, - Простите. Я искала вас. Мне нужно с Вами поговорить.
Пастор улыбнулся и кивком головы велел Гретхен оставить их одних.
- Здравствуй, Фуджино-тян, - он очень старательно выговаривал ее имя и суффикс, что не могло не вызвать у нее улыбку. Так Рудольф называл только ее. Увидев, что он на нее вовсе не сердится, Фуджино почувствовала себя лучше. - Это не может подождать?
- Я не знаю, наверное, может, - она опустила глаза. Пастор взял ее руку и успокаивающе погладил.
- Тебя напугал тот вопль? - спросил он, продолжая тепло улыбаться. - Ужасное происшествие. Но теперь все хорошо, Фуджино-тян… - он будто замялся, но потом посмотрел ей прямо в глаза. - Думаю, тебе и правда стоит узнать всю правду. Одного из детей поглотил «обратный импульс», и фройляйн Рёги его убила.
«Обратный импульс?» Фуджино охватила дрожь, но пастор продолжал сжимать ее руку. От его прикосновений в голове всё путалось, но его голос — тихий и доброжелательный голос успокаивал, и тревога понемногу улеглась.
- Ты уже многое знаешь, Фуджино-тян, о многом догадываешься. Я удивлен, что ты не задавала вопросов раньше,
- пастор поглядел на нее вопросительно, но Фуджино только ниже опустила голову. - Хорошо. Чуть позже мы поговорим обо всем, о чем ты захочешь знать.
Фуджино кивнула, она как завороженная смотрела на мужские пальцы, которые сжимали ее ладонь, осторожно поглаживая у основания большого пальца. Ей не хотелось, чтобы он отпускал ее руку.
- Я знаю, фройляйн Кокуто - твоя подруга, - вдруг сказал Рудольф, и Фуджино посмотрела на него удивленно. - но она многого не понимает, многое толкует превратно, поэтому будь осторожна.
Он отпустил ее руку, и в сердце Фуджино снова ворвалась тревога. Неужели она всё-таки зря была с Азакой так откровенна вчера? Ей казалось, что Азака поняла… Впрочем, нет. Азака теперь была на стороне Рёги Шики. Вместе с тревогой и стыдом в сердце стала подниматься злость. Опять эта Рёги Шики. Тот нечеловеческий вопль боли, гнева, отчаяния - дело ее рук. Пусть, по словам отца Рудольфа, ребенка поглотил обратный импульс, но он же все равно оставался всего лишь ребенком! Как могли Азака и Кокуто-сан ее жалеть? Она же чудовище!
- Тебе пора, Фуджино-тян, - мягко сказал Рудольф.
И Фуджино чуть покраснев, ответила:
- Да, конечно. Простите меня.
- После дневной службы зайди ко мне. Мне тоже есть в чем тебе исповедаться, - поклонившись, он пошел дальше, а Фуджино, чуть постояв, отправилась будить детей. Сердце ее билось, как сумасшедшее. Она не могла думать ни о чем, кроме предстоящей встречи и исповеди отца Рудольфа.
- Доброе утро. Ну как ты?
Фуджино вздрогнула от неожиданности, услышав голос Азаки. Она сидела в столовой, рассеяно ковыряя ложкой овсяную кашу, когда подошла подруга.
- Кажется, меня таки прохватило, - Азака невесело улыбнулась.
- Доброе утро. Всё хорошо, - ответила Фуджино и оглядела зал. Если Азака уже здесь, Рёги тоже должна быть в столовой. И правда Рёги в своем обычном кимоно, вместо формы, стояла в отдалении с кружкой и мрачно взирала на детей, которые сегодня, видимо, были под ее присмотром. Как ей вообще можно доверять детей?
Фуджино посмотрела на Азаку, которая и правда выглядела больной и очень усталой. Знает ли она, что вчера произошло?
- У тебя ведь сегодня выходной? Полежи в комнате, я позже тебя навещу. И попрошу врача, Марию-сенсей, зайти к тебе.
Почти доев кашу, она снова подняла глаза на Азаку:
- Рёги-сан вчера убила ребенка. Ты знаешь об этом?
[NIC]Асагами Фуджино[/NIC][AVA]http://s7.uploads.ru/t/lo9Pc.jpg[/AVA][SGN]Если больно, просто скажи.[/SGN]

- Знаю.
Фуджино поджала губы и отвернулась. Как она и подозревала, между Азакой и Реги не было секретов, но даже не это поразило и обидело Фуджино. Подруга продолжала говорить — тихо и убежденно,  она безусловно верила в то, что говорила, хотела предостеречь, но всё это было словно повторением чужих слов. Азаку запугали, запутали, исказили правду, вывернули ее под каким-то совершенно невообразимым, диким углом, и заставили во все это поверить.
Отец Рудольф был прав, Фуджино о многом догадывалась, она не могла не чувствовать демоническую кровь в некоторых детях. Подземные лаборатории безусловно существовали, как были и те глаза в темноте за магическим барьером, принадлежащие, должно быть стражам. Вероятно, были и какие-то эксперименты, но определенно не для того, чтобы пробудить обратный импульс. В этом просто не было никакого смысла. Смысл был только в том, чтобы его оттянуть. Зачем Рудольфу сводить с ума своих воспитанников? Если он хотел их использовать, Фуджино это допускала, как используют Реги для охоты на демонов, то ему следовало, наоборот, научиться преодолевать этот импульс, спасти их от безумия. В тех гипертрофированных ужасах, которые повторяла Азака вслед за Рёги, Фуджино не видела никакого смысла. Но Азака в это слепо верила.
Вспоминая вчерашний разговор, ее совет «поучиться у Шики», Фуджино с бессильной яростью поняла, что, чтобы она сейчас не сказала, ей не побороть тот авторитет, который вдруг приобрела в глазах Азаки Реги Шики.
Окончательно Фуджино в этом убедилась с ужасом услышав, как Азака оправдывает убийство, совершенное Рёги. Ей захотелось залепить ей пощечину, чтобы она проснулась и посмотрела вокруг себя: каждому третьему здесь угрожал обратный импульс, ей самой угрожал этот самый импульс. Они жили, с самого раннего детства опасаясь безумия. А Азака с такой простотой рассуждала о том, что том, что они не имеют права на жизнь. Ее саму почти поглотило безумие тогда, она должна была умереть от ножа Рёги, и умерла бы, если бы не Кокуто-сан, в этом Фуджино была уверена. Неужели увидев ее тогда, Азака сказала тоже самое? «Шики поступила правильно, ее нужно было остановить…» В этом была логика, чудовищная правота, ее нужно было остановить, так же, как, наверное, нужно было остановить того ребенка, но всё же… Всё же это был ребёнок, его жизнь только началась, он был не виноват, что родился таким. Его убийство не могло быть оправдано ничем. А Азака говорила об этом, будто ее это вовсе не занимало!
- Ты не узнавала насчет Аясе? - спросила вдргу Азака, меняя тему.
- Нет еще, - проглотив ком в горле, ответила Фуджино. - Тебе всё это рассказала она, не так ли? - она кивнула в сторону Шики и с горечью продолжила: - Ты ей безоговорочно веришь? Что если она просто над тобой насмехается? Что с тобой случилось, Азака, ты же ее ненавидела?

[NIC]Асагами Фуджино[/NIC][AVA]http://s7.uploads.ru/t/lo9Pc.jpg[/AVA][SGN]Если больно, просто скажи.[/SGN]